26 марта главный художник Волгоградского ТЮЗа, лауреат «Царицынской музы» Людмила Терехова отмечает свой юбилей. О спектаклях, созданных вместе с замечательным театральным художником, рассказывает руководитель ТЮЗа, заслуженный артист России Альберт Авходеев.

– Альберт Анверович, Людмила Терехова работает в ТЮЗе с 1986 года, со спектакля «Стеклянный зверинец»?

– Она пришла в ТЮЗ гораздо раньше и сначала работала художником в декоративном цехе, расписывала декорации, после Астраханского художественного училища. А уж потом она поступила в Питер… Но первым спектаклем, оформленным ею, был «Стеклянный зверинец».

Людмила Терехова– Я помню напряженную атмосферу этого спектакля, его мрачноватый аскетизм…

– Да, мрачновато, но я бы не сказал, что там был полный аскетизм – там все-таки была двухэтажная конструкция, довольно большая, в центре лестница. Но атмосфера была сумрачная.

– Сцена в этом спектакле запомнилась как пустая, слабо освещенная. Вы, тогда еще молодой актер, стояли в центре сцены в роли брата, сурового, жестокого. Слева на полу одиноко сидела Светлана Анисимова…

– Со своими стеклянными зверушками.

– А из-за кулис доносился мощнейший голос Таисии Федоровны Коноваловой в роли матери, заполнявший всю сцену и зал… У вас, наверное, чисто актерские впечатления о той работе?

– В той работе я был вводной. До меня роль брата играл, по-моему, Сережа Попков, который потом уволился, и меня туда ввели. Для меня это был стресс прежде всего, поэтому я почти ничего не помню о спектакле.

– Но конструкцию вы помните?

– Да, помню, что я появлялся со второго этажа, а жили герои в полуподвальном помещении. Я спускался сверху, как господь Бог.

– А «Дерево превращений» по Гумилеву было уже в студии «Альтер Эго»?

– Нет, это ТЮЗ.

– И уже не первая ваша постановка как режиссера?

– Это была третья постановка. А первая – «Одлян», но там мы работали с другим художником. И на второй моей постановке «День рождения кота Леопольда» Люды тоже не было – она училась в Питере.

– В «Дереве превращений» она создала фантастический, условный мир?

– Там был мир авангарда 20-х годов. Мы использовали элементы супрематизма, потому что пьеса была написана в 1918 году, когда происходило становление нового мира, новой страны, нового искусства. Мы много смотрели Малевича и других художников, пытались сделать русский авангард. На сцене была металлическая конструкция, по которой Обезьяна летала, расписанные в кубистической манере кулисы, падуги…

Декорации Людмилы Тереховой– У Людмилы присутствует не только образное мышление, но и инженерное?

– Да, это у нее есть. В «Дереве превращений» ее решения были кардинальными и даже рискованными с точки зрения техники безопасности. На конструкции, которую сварили для этого спектакля, Шулепов и прыгал, и висел вверх ногами, раздирая руки в кровь – от мозолей, от окалины сварочной. А потом еще на сцене такое колесо было в виде ладони, из которой цветы появлялись, и это колесо, со стоящим в нем артистом, вращалось – как на рисунке Леонардо да Винчи «Человек». Это было сложно, но мы как-то справлялись со всем этим.

– В плане минималистских решений вспоминается работа художника в спектакле «В ожидании Годо» в постановке немецкого режиссера. Сцена – просто пол зрительного зала, задрапированный тканью, минимум предметов, четыре актера – и всё.

– Да, это был очень интересный спектакль, в европейском стиле. И Люда справилась с этой задачей. Там у нее было высохшее дерево и практически пустое пространство.

– Вы с Людой работаете так же, как с другими художниками, или есть какие-то отличия?

– Так же. Ставить задачу художнику всегда трудно. Как говорил Станиславский, сверхзадачу спектакля сформулировать невозможно, она проявляется сама уже в финале работы. Приступая к работе, иногда уже видишь образ спектакля, а иногда нет, приходится долго думать. И у Люды так же.

– В этом плане очень интересная по смыслу работа – «Слон» Копкова. Вы там всё вместе придумывали?

– Да. Долго работали над оформлением, очень долго. Государственного финансирования становится всё меньше и меньше на оформление, поэтому надо придумывать так, чтобы было дешево и интересно. Вот такая нетворческая задача стоит перед нами. Когда есть деньги, можно придумать всё что угодно и реализовать, а когда денег нет, начинаешь ломать голову.

– В «Слоне» очень интересна трансформация минимально обставленного пространства избы во всё, что нужно по сюжету, – сельскую площадь, овраг, взлетную площадку для «диржабеля»…

– К тому же эта плоская изба там перевернута, и в этом основной смысл. Когда жизнь народа перевернулась, как в эпоху Возрождения, предположим. Когда появились колхозы, и всех согнали туда. Это лубочная комедия, очень простая, но глубокая: она показывает ситуацию, когда всё личное стало общим, и от этого сознание человека переворачивается, мозг взрывается. И в сценографии этот взрыв переворачивает «избу», то есть жизнь крестьянина, вверх ногами.

– Там еще была остроумная конструкция «диржабеля», на котором главный герой улетает в неведомую «Америку».

– Она тоже наивная и лубочная, из подручных материалов и по форме напоминала «слона» – золотого слона как символа крестьянской мечты.

– Замечательной находкой был отмечен ваш музыкальный спектакль «Сказ о царе Петре и Василии Селиванове, царицынском пареньке» – это качели на цепях, изображавшие и корабль, и бушующее море, и схватку отважного героя со стихией и судьбой…

– Я даже не помню уже, кто из нас это придумал, всё придумывали вместе. В первом варианте во Дворце спорта это были качели, а потом в ТЮЗе – просто площадка, взлетающая на вантах. Уже невозможно вспомнить и разделить, кто что вложил в эту работу.

– У Люды там блистательные костюмы Петра и Екатерины, Василия, царицан, разбойников…

– У нее вообще хорошие костюмы – и исторические, и сказочные. А какие интересные трансформирующиеся костюмы были в «Дереве превращений», когда Змея превращалась в Судью, Свинья – в Лавочника – прямо на глазах у зрителя, не убегая и не переодеваясь! Потом мы это продолжили, у нас и Золушка переодевалась моментально в спектакле, и героиня сказки «По щучьему велению» Настенька, в новом спектакле «В поисках волшебства» у директора цирка появились самосваливающиеся штаны. Мы полюбили такие костюмы-трансформеры.

– В «Клочках по закоулочкам» запомнилась еще одна находка – растягивающееся, как резина, белое покрывало почти во всю сцену, с прорезями для голов героев. Они то исчезали под ним, то выныривали в прорезях.

– Это была «лужа» от тающего снега, как бы бассейн маленький. Кто это придумал, трудно сказать, тот спектакль Люда делала вместе с нашими актерами Андреем Селиверстовым и Володей Степаненко, когда я уже стал директором театра, а они ставили студийный спектакль. Может, я в чем-то и помог, но в основном они всё делали сами.

– Я помню вашу великолепную работу «Весенние танцы» в эпоху студии «Альтер Эго», блестящее пластическое решение этого спектакля во всех компонентах – в декорациях, костюмах, сценическом движении, игре со светом, динамике мизансцен. Не говоря уже о замечательной игре актеров во главе с Андреем Селиверстовым. Спектакль воспринимался как масштабное произведение симфонической музыки.

– Для нашей студии это был первый большой спектакль. И в то же время он был очень легкий, мы с ним много ездили. Люда очень много сделала для этого спектакля.

– А в маленьких камерных спектаклях студии, например в сказке Сергея Козлова, она создавала трогательную минималистскую атмосферу практически без декораций, поставив, кажется, всего одну ширму.

– Вот говорят: какой театр должен считаться «бедным»? Но «бедный» не значит, что он должен быть нищим, деньги все равно нужны, чтобы сделать на сцене «бедный театр». Чем «беднее» стилистика театра, тем больше денег в нее нужно вкладывать. А мы в студии делали «бедный театр» буквально из ничего, из воздуха. Была жуткая нищета.

– Творческий диапазон Людмилы Тереховой впечатляет.

– Да, и вообще она замечательный человек. Я вспомнил одну историю, когда еще я был артистом, а Люда работала в декоративном цехе: мы мечтали, придумывали какие-то проекты, пытались что-то делать. И вот в моем спектакле в университете «Крестики-нолики» по пьесе Червинского Люда уже шила костюмы из целлофана, рисовала эскизы, еще не будучи тогда художником-постановщиком. И в цехе она очень хорошо работала, к ней было интересно заходить и общаться. Потом она надолго уехала в Ленинград, закончила Мухинское, вернулась в ТЮЗ и стала работать художником. Так что наша совместная творческая жизнь длится уже долго. Мы даже первые «Провинциальные музы», которые я ставил, делали вместе с Людой – в Центральном концертном зале и на других площадках. Помню, как номинировались Владимир Овчинцев, Эдуард Серов… Пять или шесть «Муз» я поставил, а Люда оформила. И на постановки мы с ней ездили, в Тамбове сделали два, по-моему, спектакля. Работали все время в паре.

Костюмы Людмилы Тереховой– В вашем новом спектакле по рассказам Чехова очень интересная и богатая по смыслу конструкция. Она обращена одновременно и к зрительному залу, и к сцене, на которой действуют персонажи.

– Это колодец такой, театральное закулисье, которое превращается в сцену. Долго мы над ним колдовали. Вообще Люда может всё, она хорошо знает и классическую сцену, и современную, делает костюмы от условных до суперклассических, причем в разной стилистике.

– В мольеровском спектакле она делала костюмы?

– Да, костюмы замечательные. Я их, правда, испортил потом, умудрился. Говорю, Люда, надо поддуть, сделай поддувы. И они такие страшные стали! Люда так молча посмотрела на меня, пальцем у виска покрутила…

– А ее эстрадные костюмы вы видели?

– Видел народные костюмы, которые она делала для казаков.

– Для «Волгоградконцерта» она тоже сделала народные костюмы, но в русском стиле — там всё было красное и золотое, нарядное, праздничное. Когда Люду номинировали на «Царицынскую музу», то номинанты выступали на набережной в День города, и творчество Люды представлял танцевальный ансамбль в этих костюмах. Народ аплодировал!..

– У нее фантазия бьет ключом постоянно. Я иногда ее сдерживаю, она на меня иногда обижается. Чем больше мы работаем, тем сложнее. Но она мне очень нравится. Люда и друг хороший, товарищ хороший, умница. Если попытаться найти в ней что-то отрицательное, то не найдешь.

– Люда не пыталась в режиссуру пойти?

– Нет, не пыталась, хотя, может, я чего-то не знаю. Женщина — это загадка.

– На что вы с ней могли бы замахнуться?

– На всё. Могли бы даже в космос слетать вместе.

Беседу вела Татьяна Данилова.

https://xn--80aautttr.xn--p1ai/wp-content/uploads/2017/04/b13a334f.jpghttps://xn--80aautttr.xn--p1ai/wp-content/uploads/2017/04/b13a334f-150x150.jpgЦарицынская музаОбщество и Культура26 марта главный художник Волгоградского ТЮЗа, лауреат «Царицынской музы» Людмила Терехова отмечает свой юбилей. О спектаклях, созданных вместе с замечательным театральным художником, рассказывает руководитель ТЮЗа, заслуженный артист России Альберт Авходеев. - Альберт Анверович, Людмила Терехова работает в ТЮЗе с 1986 года, со спектакля «Стеклянный зверинец»? - Она пришла в ТЮЗ гораздо...Культура и общественная жизнь Волгоградской области