Он родился под самый Новый год – 31 декабря. Может быть, именно это и определило его постоянную заряженность на новое, на поиск и созидание. Что столь же постоянно натыкалось на костность, зависть, произвол тех, о ком до сих пор полушепотом говорят: «власти предержащие».

Завтра отметит 78-й год. Я думаю, лучшим ему поздравлением будет свидетельство того, что о нем нередко вспоминают добрым словом, несмотря на нелегкий его характер, потрясающую целеустремленность, порой отшвыривающую чужое мнение и советы со стороны… То доброе, что он сделал вчера и по-прежнему пытается делать сегодня, куда как более значимо, нежели особенности характера.

От имени всех тех, кто думает и говорит о нем с благодарностью, я хочу поздравить Бориса Тимофеевича с днем рождения. Искренне и сочувственно. Как составлял нижеследующее письмо для судьи, который вел его последнее (надеюсь!) дело. Составлял, но так и не отправил, понимая бесполезность этого дела.

Тогда, спросите, зачем писал? Да, скажу так – душа требовала. Может, даже в качестве оправдания самому себе: ну, а что я еще могу в этой ситуации?

Так же, как и выкладывание здесь, на культурологическом сайте документально-публицистического очерка «Приговор, или Судьба «Пивовара». Конечно, это не формат сайта Цармуза.рф, но, как говорится, все, что могу…

Я хотел издать его брошюрой еще полгода назад, в самый разгар судебных истязаний Изгаршева. Чтобы хоть как-то поддержать. Но издать не хватило денег. Да и та же мысль – «бесполезно все это» – наверно, сработала тормозом.

Я и сейчас прекрасно понимаю, что вряд ли найдется хоть один человек, который осилит эти опусы. Так что опять-таки публикую их больше для себя, чем для Изгаршева. Но, я думаю, и до него этот мой профессиональный и душевный порыв донесется. Как свидетельство того, что о нем нередко вспоминают добрым словом.

Ибо сотворенное благо, как бы его ни пытались затоптать кирзовым сапогом лжеслужения государственным интересам, не имеет срока давности.

Федеральному судье 

Благотворительному фонду «Царицынская муза» уже более тридцати лет. Цель рождения – оказывать поддержку волгоградской культуре, ее деятелям, которые как никто другой переживали – и морально и физически – драму переломного времени.

Каждый, кто помнит то время, время «дикого капитализма», крушения привычных устоев жизни, голодных бунтов, наверняка помнит и вопросы, которые появлялись по отношению к такого рода, как наша, благотворительным, организациям: о какой поддержке, какой помощи может идти речь, когда сейчас каждый думает о себе, о своем выживании?

Но среди общественного и социально-экономического хаоса уже тогда пробивалось то, что постепенно становилось ощутимой силой страны – новое российское меценатство. В Волгоградской области – это духовные наследники тех меценатов дореволюционного Царицына, чьи имена золотыми буквами вписаны в историю нашего края. Для которых знаменитый лозунг зажиточных царицан «Прибыль превыше всего, но честь превыше прибыли» стал отправной духовно-нравственной точкой предпринимательского роста.

Среди таких волгоградских коммерсантов был и Борис Изгаршев.

Сколько добрых дел на руководимых им предприятиях и в широкой общественной сфере совершено им! Взять только по линии нашего фонда: все тридцать лет не было ни одного сбоя в предоставлении им помощи в проведении смотра-конкурса «Царицынская муза». Как производимой продукцией, так и финансами – членскими взносами в качестве члена Попечительского совета фонда.

Так было даже тогда, когда на Бориса Тимофеевича совершались покушения, когда его неправедными обвинениями то в «сокрытии налогов», то в «присвоении недвижимости», то в «воспрепятствовании следствию» запирали в СИЗО. В руководстве ведомого им коллектива чли его принципы и всегда откликались на просьбы о благотворительности.

В защиту его вступались депутаты самого высокого ранга, коллеги-предприниматели, видные общественники. По истечении какого-то времени удавалось добиться справедливости, и Борис Тимофеевич снова возвращался на предприятие, с которым уже самым прочным образом была связана его жизнь, восстанавливал, обеспечивал поразительные темпы роста производства, количества рабочих мест, в разы увеличивал налоговые отчисления, расширял благотворительную деятельность… А потом его снова в каком-то маниакальном угаре силового преследования подводили под статью, затевали следственные действия. Снова – больницы, суды, угрозы…

В 2015 году, когда Изгаршева в очередной раз «пустили по судебному этапу», Клуб фронтовых друзей трех поколений (ВОВ, Афгана и Чечни), обостренно сопереживающий предпринимателю, которому уже было за семьдесят, распространил письмо, в котором были и такие строки:

«Неужели суду, силовым структурам, чиновникам всех уровней выгодно, чтобы фабрики и заводы были закрыты, рабочие были выброшены на улицу, бюджет региона недосчитывал сотен миллионов рублей, а руководители, способные не только возрождать производство, но и усиливать его, сидели за решеткой? Как можно обвинять Изгаршева, патриота с большой буквы, построившего десятки храмов в Волгоградской области, отправившего на Донбасс несколько обозов с продовольствием, приютившего десятки многодетных семей с Донбасса, давшего им жилье и работу, помогающего ветеранам ВОВ, участникам боевых действий, развивающего не только на заводе воспитательную патриотическую работу, но и в учебных заведениях, спортивных обществах?..

Тогда письмо помогло, справедливость хотя и не в полной мере, но восторжествовала: Б.Т. Изгаршев вернулся на завод, снова была отстроена линейка продукции, снова заработали заводские социальные программы, начал приподниматься уровень благотворительности…

А через два года – снова «наезд» на предприятие, набор стандартных обвинений, остановка завода, роспуск коллектива…

Сколько было разговоров, «советов»: продал бы все к такой-то матери, огромные суммы бы выручил, жил бы себе припеваючи, посмеивался бы над трудностями людей и страны… А у него не получается так, посмеиваться над трудностями. Дело в том, что он пришел на этот свет, чтобы нести благо. Даже если за это его «благодарят» силовыми приемами, судебными камнями, дискредитацией его имени… Он отряхивается и продолжает идти судьбой данной ему дорогой, демонстрируя несгибаемую волю человека высоких духовно-нравственных принципов. В отличие от тех, кто решает его судьбу и судьбу возглавляемого им предприятия путем откровенно безнравственных антигосударственных подходов и мер.

И самое горькое в этой ситуации то, что нет ответа на вопрос: когда же это издевательство зла над добром закончится?

Неужели только с уходом Человека?

ПРИГОВОР, или СУДЬБА «Пивовара»

документально-публицистический очерк

Предисловие

Более двадцати лет я слежу за жизнью этого неординарного Человека по фамилии Изгаршев Борис Тимофеевич и за производственной судьбой ведомого им предприятия, известного многим волгоградцам как «Пивоваръ».

Была масса публикаций в весомых информационных ресурсах того времени, таких, например, как издаваемая тогда мной газета «Областные вести».

Направлял и от себя лично, и от имени редакции письма-запросы на «самые высокие» «горячие…» и «прямые линии».

С неизменным результатом: после регистрации в администрациях самых верхних эшелонов власти все эти письма, запросы возвращалось по адресам тех, кто и заваривал всю эту горькую кашу, отравляющую жизнь Человека и стоящего за ним коллектива.

Борису Тимофеевичу уже пошел 78-й. Но он по-прежнему на удивление энергичен и оптимистичен: «Ты знаешь, старик, я же ни на что не жалуюсь, у меня – все хорошо, ну, если не считать продолжающихся судебных разбирательств, сына вот выпестываю, он у меня студент, хороший парнишка растет, я им доволен; со мной – вера, Господь меня и укрывает, и укрепляет. Многие недруги мои ушли из жизни через болезни и трагические истории – воздалось, не иначе… Не тешусь этим, просто констатирую, что зло всегда наказывается. Заводчане частенько позванивают, интересуются, как с обстановкой вокруг завода, готовы хоть сейчас выходить, спасать предприятие… Завод-то, понимаешь, старик, стоит. Оборудование растаскивается, все ветшает… Вот за державу и обидно…

И мне тоже обидно. И за «Державу» (так называлось, нет, называется одно из подразделений завода), вернее за коллектив «Державы», вынужденно прекративший работу. И за самого Бориса Тимофеевича (как бы он себя не оптимизировал, но внутри-то все равно, я это чувствую, комом стоит горечь, как каверны в переболевших, но не излечившихся до конца легких)…

И, конечно, обидно за державу в понятии «государство». Вот что-то тут у нас не доработано, что-то не туда пошло, не по тому пути. И что же за него так упорно держаться, если это путь в никуда?!

Представьте, вот он сидит перед вами, сейчас – густо поросший щетиной и, найдя в вас сочувственного собеседника, говорит, говорит… Даже вроде как и не о своей жизни. Иначе какое сердце надо, чтобы рассказывать такое о себе и не расплакаться…

   Он говорит, говорит… А я только документы перед тобой, уважаемый читатель, выкладываю. Просто без документов даже как-то трудно поверить в рассказываемое…

«Чужой беды не бывает»

Отец мой умер в 49-ом, когда мне исполнилось 3 года. А всего в семье было три брата. Так что детство, как ты понимаешь, было всяким. Дед, спасибо ему, вбил в голову «Отче наш» и православную веру. «Главное, — учил он, — делать добро близким».

Мама работала стрелочницей, сменно, по 12 часов. Когда уходила, отдавала соседям тормозок, и я ждал ее, а чтобы не мешать людям в доме, ходил по улице, гулял поблизости от железнодорожной станции…

Напротив нашего дома был детский сад. Вот я насмотрелся! Выйдет малышня, такие, как я, может, чуть поменьше, бегают, воспитательницу не слушают. Та им порой как всыплет, а я смотрю, чуть сам не реву, побитых жалко…

Так пришло время идти в первый класс. Но мамке – тяжко, а тогда, в 1956-ом, по-моему, даже пенсию по утрате кормильца не платили. Поэтому, когда пошел во второй класс, забрала меня к себе тетка. Тетя Катя. Первым и лучшим моим учителем была по трудовому обучению. Научила главному – планировать работу. А иначе бы не успевал ничего: столько-то полить, столько – прополоть, убрать, вынести… А теть Катя пройдется с приёмкой, палкой ковырнет: «Мелко полил, давай еще пару ведер»… Короче, купаться убегал, уже когда коровы возвращались. Чуть окунешься – и домой надо. Но зато – чувство полноценно прожитого дня! Это, я тебе скажу, хорошее чувство.

В школе у меня была кличка Адвокат. Знаешь почему? Справедливость отстаивал. Другой раз лез в драку на куда более старшего и ростом выше – я всегда отставал по росту от своих лет,  – если кто обижал пацанят себя меньше. И хотя учился средне, я был в классе старостой. Вообще серьезным парнем рос. Несмотря на наличие старшего брата, с четвертого класса мать доверила мне вести домашнее хозяйство.

Из-за режима строжайшей экономии, граничившего с нищетой, несколько лет я жил в детдоме. Никогда не выветрится из головы такая картина: общее построение, все бегут поскорее построиться. Потому что опоздаешь – и пропустишь момент, когда выходит директор. Сильный, твердый был мужик, но старался каждого погладить по голове. Для нас это очень много значило, особенно для малышей.

– Вася, я тебя люблю! — еще одна картина перед глазами: рыдает, навалившись на забор, пьяная мать одного детдомовца… Впоследствии, кстати, Вася стал известным музыкантом. Когда он играл скрипичный каприз, который они сочинили вместе с преподавателем, плакал весь детдом… Мы чувствовали: он играет о себе и о своей матери…

Это было мое первое глубокое, как сейчас бы сказали, культурологическое сопереживание чужой беде.

Я благодарен директору своей школы за то, что сразу по окончании она предложила мне вести химию и физкультуру. Тогда я стал зарабатывать, и, как говорила мама, «мы впервые наелись котлет».

Но цель заработать стояла передо мной лет до двадцати, не больше. Уже в стройотрядах, и особенно после окончания института, почувствовал, что могу не только себя обеспечить, но и что-то сделать для людей. Я ощутил радость помощи ближним.

…В Ташкенте, куда приехал поступать в институт, пока купался, меня обокрали. Остался без денег, в одном спортивном костюме. Ночевал на лавке, поскольку в вузе, считаю, была правильная национальная политика: европейцам (так называли русскоязычных) общежития не давали, чтоб не приманивать. Ведь я же в кишлак по завершении учебы не поеду.

Несколько дней голодал. Читал учебники, а когда невмоготу было от запаха из шашлычной, встану, попью воды из-под крана — и снова за книги.

Вдруг подходит ко мне узбек и на ломаном русском говорит:

— Хочу помочь тебе.

— Купи буханку хлеба, вот и поможешь.

— Пойдем в пельменную. Что тебе заказать?..

Когда я досыта наелся, почувствовал себя счастливым. Но понял и другое: как можно унизить человека куском хлеба. Вернее, его отсутствием.

— Тебе, наверное, и ночевать негде? Пойдем со мной, —сказал этот человек и повел к себе. Оказалось, он сам снимал комнату. В Ташкенте незадолго до этого произошло землетрясение, и люди были восприимчивы к чужому горю и отсутствию крова.

Меня оставили не на одну ночь. Я ничего не платил. Потом, когда устроился на работу, что-то вернул.

— Эсан, — спрашивал я позже, — а почему ты все-таки ко мне тогда подошел? Миллионный город, тысячи людей и к тому же я русский?

— Не знаю. Просто я увидел, как тебе плохо.

— Как ты понял, я же просто лежал?

— А ты воду часто пил…

В его семье было восемь детей, отец их бросил. Собственная нужда открыла ему глаза. Тогда я научился чувствовать чужую беду кожей, и у меня сформировалась цель в жизни: главными стали семья и помощь ближнему…

В 67-ом мне доверили возглавить стройотряд на Кольской АЭС. Там только-только забили первый колышек. Работали мы так, что когда получили деньги, финкомиссия обалдела: стол был завален купюрами, считали, ты не поверишь, два дня.

Ну, а через какое-то время собрали банкет и руководитель Кандалагштраснстроя назвал нас лучшими по объемам строительства. Про меня заявил: «Этот пацан за лето сделал столько, сколько не сделал трест». Мне тогда было предложено перейти на довольно высокую должность – замначальника Главка. А я в принципе ничего особенно не совершал. Я просто применил научную организацию труда, в том числе ввел пятиразовое питание, обязал выходить на работу с термосами, все четко расписал, до минут…

Вообще говоря, все эти моменты – из социальной сферы. Даешь человеку понять, что он тебе не безразличен как личность, со всеми своими проблемами и переживаниями – и это уже экономический фактор, основа производительности труда. У меня это всегда было на первом месте.

Вот еще одна веха моей жизни — работа на Светлоярском белково-витаминном комбинате. Современное предприятие, один пультуправления — 200 квадратных метров. Увы, сейчас все это уничтожено. А тогда… Я, по тем временам еще довольно молодой человек – тридцати с небольшим, стал замом директора по экономике. И через некоторое время сказал директору — толковейший, кстати, мужик был! — о том, что надо помогать одиноким матерям. Он возразил: «Они нагуляли, а мы вместо укрепления полных семей будем им помогать?!». «Михаил Михайлович, – говорю, – государство платит одиночкам 5 рублей в месяц, а ребенок, растущий в унижении голодом, озлоблен, это же завтрашний криминал. Да и матери порой не до работы».

Как ни удивительно, он меня услышал и разрешил поступать, как считаю нужным. А дальше случилось вот что: спустя некоторое время директор, мощнейшая фигура, сын генерала, члена ЦК, будущий министр, почувствовал, какую силу дают ему эти каких-то сто облагодетельствованных баб. Каждый раз, проходя мимо, они кланялись: «Спасибо, МихалМихалыч!». И это окрыляло его больше, чем выполнение плана и награды. Наверное, это был мой первый опыт внедрения политики социальной защиты и взаимопомощи на крупном предприятии.

Однако наибольшего расцвета политика защиты и взаимопомощи достигла на «Пивоваре». Мы создали на заводе православный совет. Это было самым главным — создать особый дух на предприятии. Если есть вера — есть дух, есть совесть. Если есть совесть, значит, не воруют. Если не воруют, значит, хорошая зарплата и семья, есть уверенность в будущем.

У нас были бесплатные обеды, бесплатное молоко, подготовка и обучение кадров за счет предприятия. Работала система реализации особенных качеств человека. Каждый понимал, что чем больше будет квалифицированных специалистов и чем квалифицированное будет специалист, тем больше пользы не только заводу, но и ему лично.

…Когда на российский рынок пришли такие крупные компании, как «Балтика» и «САН Интербрю», более пятидесяти небольших заводов, подобных нашему, перестали существовать. А мы, находясь рядом с Волжским, где тот же «САН Интербрю», получали за год больше медалей за качество, чем все заводы России, вместе взятые. Почему? Потому что на «Пивоваре» были реализованы классические социальные принципы. Та же помощь молодым семьям, например, в приобретении жилья, приносила свои колоссальные плоды: только внутри предприятия играли до двадцати свадеб в год. Люди были уверены в завтрашнем дне…

Был грех, все мы думали, нас за это будут на руках носить.

А получилось наоборот.

Скачать полный очерк

https://xn--80aautttr.xn--p1ai/wp-content/uploads/2022/12/2022-12-30_16-55-07-800x451.jpghttps://xn--80aautttr.xn--p1ai/wp-content/uploads/2022/12/2022-12-30_16-55-07-150x150.jpgАдминистраторОбщество и КультураОн родился под самый Новый год – 31 декабря. Может быть, именно это и определило его постоянную заряженность на новое, на поиск и созидание. Что столь же постоянно натыкалось на костность, зависть, произвол тех, о ком до сих пор полушепотом говорят: «власти предержащие». Завтра отметит 78-й год. Я думаю, лучшим...Культура и общественная жизнь Волгоградской области